IV
ГРЕЧЕСКИЙ РОД
Греки, подобно пеласгам и другим соплеменным народам, уже в
доисторическое время были организованы сообразно тому же органическому
ряду, что и американцы: род, фратрия, племя, союз племен. Фратрии могло не
быть, как у дорийцев, союз племен мог образоваться не везде, но во всех
случаях основной ячейкой был род. К моменту своего появления на
исторической арене греки стояли на пороге цивилизации; между ними и
американскими племенами, о которых была речь выше, лежат почти целых два
больших периода развития, на которые греки героической эпохи опередили
ирокезов. Род греков поэтому уже отнюдь не архаический род ирокезов, печать
группового брака [В издании 1884 г. вместо слов "группового брака"
напечатано "пуналуальной семьи". Ред.] начинает заметно стираться.
Материнское право уступило место отцовскому; возникающее частное богатство
пробило этим свою первую брешь в родовом строе. Вторая брешь была
естественным следствием первой: так как после введения отцовского права
имущество богатой наследницы должно было бы при ее замужестве переходить к
ее мужу, следовательно, в другой род, то была подорвана основа всего
родового права и не только стали допускать, но и сделали для такого случая
обязательным, чтобы девушка вы ходила замуж внутри своего рода в интересах
сохранения за последним этого имущества.
Согласно греческой истории Грота, афинский род, в частности, покоился
на следующих основаниях:
1. Общие религиозные празднества и исключительное право жречества
совершать священные обряды в честь определенного бога, предполагаемого
родоначальника рода и обозначаемого в качестве такового особым прозвищем.
2. Общее место погребения (ср. "Эвбулид" Демосфена).
3. Право взаимного наследования.
4. Взаимная обязанность оказывать друг другу в случае насилия помощь,
защиту и поддержку.
5. Взаимное право и обязанность в известных случаях вступать в брак
внутри рода, особенно когда дело касалось девушек-сирот или наследниц.
6. Владение, по крайней мере в некоторых случаях, общим имуществом,
наличие собственного архонта (старейшины) и казначея.
Далее, несколько родов было объединено во фратрию, но менее тесными
узами; однако и здесь мы видим подобного же рода взаимные права и
обязанности, в особенности совместное отправление определенных религиозных
церемоний и право преследования в случае убийства члена фратрии. Все
фратрии одного племени имели, в свою очередь, общие, регулярно
повторявшиеся священные празднества, которые возглавлялись избранным из
среды благородных (эвпатридов) филобасилеем (старейшиной племени)
Так говорит Грот. Маркс же добавляет к этому: "Однако и сквозь
греческий род явственно проглядывает дикарь (например, ирокез)" [Маркс К.,
Энгельс Ф., Соч. т. 45, с. 328. Ред.]. Он будет заметен еще явственнее,
если мы продолжим исследование несколько дальше.
В самом деле, греческому роду свойственны еще следующие черты:
7. Счет происхождения в соответствии с отцовским правом.
8. Запрещение браков внутри рода, за исключением браков с
наследницами. Это исключение и его оформление как закона подтверждают, что
старое правило было еще в силе. Это вытекает также из общеобязательного
правила, что женщина, выходя замуж, тем самым отказывалась от участия в
религиозных обрядах своего рода и переходила к обрядам мужа, во фратрию
которого она и зачислялась. Согласно этому, а также известному месту у
Дикеарха, брак вне своего рода был правилом, а Беккер в "Харикле" прямо
считает, что никто не мог вступать в брак внутри своего рода.
9. Право усыновления родом, оно осуществлялось посредством усыновления
одной из семей, но с соблюдением публичных формальностей, и только в виде
исключения.
10. Право избирать и смещать старейшин. Мы знаем, что каждый род имел
своего архонта; о том, что эта должность переходила по наследству в
определенных семьях, не говорится нигде. До конца эпохи варварства всегда
следует предполагать отсутствие строгого [Слово "строгого" добавлено
Энгельсом в издании 1891 года. Ред.] наследования должностей, совершенно
несовместимого с порядком, при котором богатые и бедные внутри рода
пользовались полным равноправием.
Не только Грот, но и Нибур, Моммзен и все другие историки классической
древности до сих пор не справились с вопросом о роде. Как ни верно
обрисовали они многие его признаки, они всегда видели в нем группу семей и
в силу этого не могли понять природу и происхождение рода. При родовом
строе семья никогда не была и не могла быть ячейкой общественной системы,
потому что муж и жена неизбежно принадлежали к двум различным родам. Род
целиком входил во фратрию, фратрия - в племя, семья входила наполовину в
род мужа и наполовину в род жены. Государство в своем публичном праве также
не признает семьи, и она до сих пор существует только как объект частного
права. Между тем вся наша историческая наука исходит до сих пор из нелепого
предположения, ставшего, особенно в XVIII веке, незыблемым, что моногамная
отдельная семья, которая едва ли древнее эпохи цивилизации, была тем ядром,
вокруг которого постепенно кристаллизовалось общество и государство.
"Г-ну Гроту следует далее указать,- прибавляет Маркс,- что хотя греки
и выводили свои роды из мифологии, эти роды древнее, чем созданная ими
самими мифология с ее богами и полубогами" [См. Маркс К., Энгельс Ф. Соч.
2-е изд., т. 45, с. 330. Ред.]
Морган предпочитает ссылаться на Грота, так как он все же признанный и
вполне заслуживающий доверия свидетель Грот рассказывает далее, что каждый
афинский род носил имя, перешедшее к нему от его предполагаемого
родоначальника, что до Солона во всех случаях, а после Солона при
отсутствии завещания члены рода (gennetes) умершего наследовали его
имущество и что в случае убийства преследование преступника перед судом
было правом и обязанностью в первую очередь родственников, затем членов
рода и, наконец, членов фратрии убитого
"Все, что известно нам о древнейших афинских законах основано на
родовых и фратриальных делениях"
Происхождение родов от общих предков доставило "ученым филистерам"
(Маркс) [Там же, с. 331. Ред.] головоломную работу. Так как они,
разумеется, изображают этих предков чисто мифологическими существами, у них
не остается никакой возможности объяснить себе возникновение рода из
живущих рядом друг с другом отдельных, первоначально даже не родственных
между собой, семей, и все-таки они должны это делать для того, чтобы хоть
как-нибудь объяснить существование рода. Так они оказываются в
заколдованном кругу из бессодержательных фраз, не идя дальше утверждения"
родословная, конечно,- миф, но род существует в действительности, и в конце
концов у Грота мы находим следующее (слова в скобках принадлежат Марксу):
"Об этой родословной мы слышим лишь изредка, потому что о ней публично
упоминают только в известных, особо торжественных случаях. Но и менее
значительные роды имели свои общие религиозные обряды" (как это
странно, м-р Грот), "а также и общего родоначальника - сверхчеловека и
общую родословную совершенно так же, как и более знаменитые роды" (как
это странно, г-н Грот, для менее значительных родов) "схема и
идеальная основа" (милостивый государь, не ideal a carnal, или на
нашем языке - плотская!) "были одинаковы у всех родов" [Там же, с.
332. Ред.]
Ответ Моргана на этот вопрос Маркс резюмирует в следующих словах.
"Система кровного родства, соответствующая роду в его первоначальной
форме,- а у греков, как и у других смертных, была когда то такая форма,-
обеспечивала знание родственных отношений всех членов родов друг к другу
Они с детских лет на практике усваивали эти чрезвычайно важные для них
сведения. С возникновением моногамной семьи это забылось. Родовое имя
создавало родословную, рядом с которой родословная отдельной семьи
представлялась лишенной значения. Это родовое имя должно было теперь
свидетельствовать о факте общего происхождения его носителей, но
родословная рода уходила так далеко в глубь времен, что его члены не могли
уже доказать действительно существовавшего между ними родства, кроме
немногочисленных случаев, когда имелись более поздние общие предки. Самое
имя было доказательством общего происхождения и доказательством бесспорным,
не считая случаев усыновления. Напротив, фактическое отрицание всякого
родства между членами рода, как это делают Грот [В рукописи Маркса вместо
Грота назван древнегреческий ученый II в. н.э. Поллукс, на которого часто
ссылается Грот. Ред.] и Нибур, превращающие род в продукт чистого вымысла и
поэтического творчества, достойно только "идеальных", то есть чисто
кабинетных книжных ученых. Так как связь поколений, особенно с
возникновением моногамии, отодвигается в глубь времен и минувшая
действительность предстает в отражении фантастических образов мифологии, то
благонамеренные филистеры приходили и продолжают приходить к выводу, что
фантастическая родословная создала реальные роды" [См. Маркс К., Энгельс Ф.
Соч. 2-е изд. т. 45, с. 332. Ред.].
Фратрия, как и у американцев, была расчленившимся на несколько
дочерних родов и объединяющим их первоначальным родом, часто указывавшим
еще на происхождение их всех от общего родоначальника. Так, по Гроту,
"все сверстники члены фратрии Гекатея, признавали одного и того же
бога своим родоначальником в шестнадцатом колене"
Все роды этой фратрии были поэтому в буквальном смысле братскими
родами Фратрия встречается еще у Гомера в качестве военной единицы в
известном месте, где Нестор советует Агамемнону построй людей по племенам и
фратриям так, чтобы фратрия помогала фратрии, племя - племени [Гомер.
Илиада, песнь вторая. Ред.] - Фратрия, кроме того, имела право и была
обязана преследовать за убийство члена фратрии, следовательно, в более
раннюю эпоху на ней лежала также обязанность кровной мести. У нее, далее,
были общие святыни и празднества, да и саморазвитие всей греческой
мифологии из традиционного древнеарийского культа природы по существу
обусловлено было родами и фратриями и происходило внутри них. Далее,
фратрия имела старейшину (phratriarchos) и, согласно де Куланжу, созывала
общие собрания, принимала обязательные решения, обладала судебной и
административной властью. Даже позднейшее государство, игнорировавшее род,
оставило за фратрией некоторые общественные функции административного
характера.
Несколько родственных фратрий составляют племя. В Аттике было четыре
племени, в каждом из них - по три фратрии и в каждой фратрии - по тридцати
родов. Такое точное определение состава групп предполагает сознательное и
планомерное вмешательство в стихийно сложившийся порядок вещей. Как, когда
и почему это произошло,- об этом умалчивает греческая история, воспоминания
о которой у самих греков сохранились лишь начиная с героической эпохи.
Образование различных диалектов у греков, скученных на сравнительно
небольшой территории, получило меньшее развитие, чем в обширных
американских лесах, однако и здесь мы видим, что лишь племена с одинаковым
основным наречием объединяются в более крупное целое, и даже в маленькой
Аттике мы встречаем особый диалект, который впоследствии стал
господствующим в качестве общего языка для всей греческой прозы.
В поэмах Гомера мы находим греческие племена в большинстве случаев уже
объединенными в небольшие народности, внутри которых роды, фратрии и
племена все же еще вполне сохраняли свою самостоятельность. Они жили уже в
городах, укрепленных стенами, численность населения увеличивалась вместе с
ростом стад, распространением земледелия и зачатков ремесла, вместе с тем
росли имущественные различия, а с ними и аристократический элемент внутри
древней, первобытной демократии. Отдельные мелкие народности вели
непрерывные войны за обладание лучшими землями, а также, разумеется, и ради
военной добычи, рабство военнопленных было уже признанным институтом.
Организация управления у этих племен и мелких народностей была
следующей:
1. Постоянным органом власти был совет, bule, первоначально,
по-видимому, состоявший из старейшин родов, позднее яче, когда число
последних слишком возросло,- из избранной части этих старейшин, что давало
возможность для развития и усиления аристократического элемента, так именно
и изображает нам Дионисий совет героической эпохи, состоящим из знатных
(kratistoi). В важных вопросах совет принимал окончательные решения; так,
например, у Эсхила совет города Фивы принимает решающее при создавшемся
положении по становление устроить Этеоклу почетные похороны, а труп
Полиника выбросить на съедение собакам [Эсхил. Семеро против Фив. Ред.].
Впоследствии, когда было создано государство, этот совет превратился в
сенат.
2. Народное собрание (agora). У ирокезов мы видели, что народ -
мужчины и женщины - окружает собрание совета и, в установленном порядке
участвуя в обсуждении, влияет, таким образом, на его решения. У гомеровских
греков это "окружение" [Umstand], употребляя старонемецкое судебное
выражение, развилось уже в настоящее народное собрание, как это имело место
также у древних германцев. Оно созывалось советом для решения важных
вопросов; каждый мужчина мог брать слово. Решение принималось поднятием рук
(у Эсхила в "Просительницах") или восклицаниями. Собранию принадлежала
верховная власть в последней инстанции, ибо, как говорит Шеман ("Греческие
древности"),
"когда идет речь о деле для выполнения которого требуется содействие
народа Гомер не указывает нам никакого способа которым можно было бы
принудить к этому народ против его воли"
Ведь в то время, когда каждый взрослый мужчина в племени был воином, не
существовало еще отделенной от народа публичной власти, которая могла бы
быть ему противопоставлена. Первобытная демократия находилась еще в полном
расцвете, и из этого мы должны исходить при суждении о власти и положении
как совета, так и басилея.
3. Военачальник (basileus). Маркс замечает по этому поводу
"Европейские ученые, в большинстве своем прирожденные придворные лакеи,
превращают басилея в монарха в современном смысле слова. Против этого
протестует республиканец-янки Морган. Он говорит весьма иронически, но
вполне справедливо о елейном Гладстоне и его книге "Юность мира"
"Г-н Гладстон представляет нам греческих вождей героической эпохи в
виде царей и князей, изображая их вдобавок джентльменами, но он сам
должен признать что в общем обычай или закон первородства мы находим у
них, по видимому, достаточно, но не слишком реэко выраженным" [См.:
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 45, с. 336. Ред.]
Надо полагать, что право первородства с такими оговорками и самому
г-ну Гладстону представится достаточно, пусть это даже и не слишком резко
выражено, лишенным всякого значения.
Мы видели уже, как обстояло дело с наследованием должностей старейшин
у ирокезов и других индейцев. Все должности были выборными в большинстве
случаев внутри рода и постольку были наследственными в пределах последнего.
При замещении освобождавшихся должностей постепенно стали отдавать
предпочтение ближайшему сородичу - брату или сыну сестры, если не было
причин обойти его. Поэтому, если у греков при господстве отцовского права
должность басилея обычно переходила к сыну или к одному из сыновей, то это
лишь доказывает, что сыновья здесь могли рассчитывать на наследование в
силу народного избрания, но отнюдь не говорит о признании законным
наследования помимо такого избрания. В данном случае мы находим у ирокезов
и греков лишь первый зародыш особых знатных семей внутри рода, а у греков к
тому же еще и первый зародыш будущего наследственного предводительства, или
монархии. Поэтому следует предположить, что у греков басилей должен был
либо избираться народом, либо же утверждаться его признанными органами -
советом или агорой, как это практиковалось по отношению к римскому "царю"
(гех).
В "Илиаде" "владыка мужей" Агамемнон выступает не как верховный царь
греков, а как верховный командующий союзным войском перед осажденным
городом. И на это его положение указывает в известном месте Одиссей, когда
среди греков возникли раздоры: нехорошо многоначалие, один должен быть
командующим и т. д. (дальше идет популярный стих с упоминанием о скипетре,
но он был добавлен позднее) [Гомер. Илиада, песнь вторая. Ред.]. "Одиссей
не читает здесь лекции о форме правления, а требует повиновения
главнокомандующему на войне. Для греков, которые под Троей представляли
собой только войско, агора ведется достаточно демократично: Ахиллес, говоря
о подарках, то есть о дележе добычи, всегда называет это делом не
Агамемнона или какого-нибудь другого басилея, но "сынов ахеян", то есть
народа. Эпитеты. "Зевсом рожденный", "Зевсом вскормленный" ничего не
доказывают, так как каждый род ведет свое происхождение от одного из богов,
а род главы племени уже от "более знатного" бога, в данном случае - от
Зевса. Даже лично несвободные, как, например, свинопас Эвмей и другие,
являются "божественными" (dioi и theioi), и это в "Одиссее", следовательно,
значительно позднее времени, описываемого в "Илиаде"; в той же "Одиссее"
название "герой" дается еще герольду Мулию, так же как и слепому певцу
Демодоку [В рукописи Маркса далее следует опущенная Энгельсом фраза "термин
"койравос", который Одиссей применяет по отношению к Агамемнону, наряду с
термином "басилей", также означает только "командующего войском на войне"".
Ред.]. Короче, слово basileia, которое греческие писатели употребляют для
обозначения гомеровской так называемой царской власти (потому что главный
отличительный признак ее - военное предводительство), при наличии наряду с
ней совета вождей и народного собрания означает только военную демократию"
(Маркс) [См. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 45, с. 337. Ред.].
У басилея, помимо военных, были еще жреческие и судейские полномочия;
последние не были точно определены, первыми он обладал как верховный
представитель племени или союза племен. О гражданских, административных
полномочиях никогда нет и речи, но, по-видимому, басилей по должности
состоял членом совета. Таким образом, этимологически совершенно правильно
переводить слово "басилей" немецким словом "Konig", так как слово "Konig"
(Kuning) происходит от Kuni, Kunne и означает "старейшина рода". Но
современному значению слова "Konig" (король) древнегреческое "басилей" со
вершенно не соответствует. Древнюю basileia Фукидид определенно называет
patrike, то есть происходящей от родов, и говорит, что она обладала точно
установленными, следовательно, ограниченными полномочиями. Аристотель также
указывает, что basileia героической эпохи была предводительством над
свободными, а басилей был военачальником, судьей и верховным жрецом;
правительственной властью в позднейшем смысле он, следовательно, не обладал
[Так же, как греческого басилея, в виде современного монарха изображали и
ацтекского военачальника Морган впервые подвергает исторической критике
первоначально основанные на превратном понимании и преувеличенные, а затем
и прямо лживые сообщения испанцев и доказывает, что мексиканцы стояли на
средней ступени варварства, но несколько опередили в своем развитии
новомексиканских индейцев пуэбло, и что их строй, насколько можно заключить
по искаженным сообщениям, отличался следующими чертами это был союз трех
племен, подчинивший и превративший в своих данников несколько других
племен, он управлялся союзным советом и союзным военачальником, которого
испанцы превратили в "императора".].
Мы видим, таким образом, в греческом строе героической эпохи древнюю
родовую организацию еще в полной силе, но, вместе с тем, уже и начало
разрушения ее: отцовское право с наследованием имущества детьми, что
благоприятствовало накоплению богатств в семье и делало семью силой,
противостоящей роду; обратное влияние имущественных различий на организацию
управления посредством образования первых зародышей наследственной знати и
царской власти; рабство сначала одних только военнопленных, но уже
открывающее перспективу порабощения собственных соплеменников и даже членов
своего рода; начавшееся уже вырождение древней войны племени против племени
в систематический разбой на суше и на море в целях захвата скота, рабов и
сокровищ, превращение этой войны в регулярный промысел, одним словом,
восхваление и почитание богатства как высшего блага и злоупотребление
древними родовыми порядками с целью оправдания насильственного грабежа
богатств. Недоставало еще только одного: учреждения, которое не только
ограждало бы вновь приобретенные богатства отдельных лиц от
коммунистических традиций родового строя, которое не только сделало бы
прежде столь мало ценившуюся частную собственность священной и это
освящение объявило бы высшей целью всякого человеческого общества, но и
приложило бы печать всеобщего общественного признания к развивающимся одна
за другой новым формам приобретения собственности, а значит и к непрерывно
ускоряющемуся накоплению богатств; недоставало учреждения, которое
увековечило бы не только начинающееся разделение общества на классы, но и
право имущего класса на эксплуатацию неимущего и господство первого над
последним.
И такое учреждение появилось. Было изобретено государство.
|